Город и звезды [сборник] - Артур Кларк

Ответ на этот вопрос стал им ясен не прежде, чем они послали робота снова заняться исследованиями, да и сами внимательно изучили местность вокруг обломков. Не оставалось и тени сомнения: на небольшой возвышенности неподалеку от корпуса корабля Олвин обнаружил линию холмиков, каждый из которых был в длину не более десяти футов.

— Выходит, они опустились и пренебрегли предупреждением, — задумчиво произнес Хилвар. — Их распирало любопытство, как и тебя. И они попытались вскрыть один из куполов.

Он указал на противоположную стену кратера, на гладкую, по-прежнему ничем не отмеченную скорлупу купола, внутри которой создатели этого мира запечатали свои сокровища. Но то, что они увидели, куполом уже не было: теперь это была почти полная сфера, потому что грунт из-под нее вымело взрывом.

— Они погубили свой корабль, и многие из них были убиты. Но все же, несмотря на это, они как-то умудрились подремонтироваться и снова улететь, отрезав эту вот секцию и забрав из нее все более или менее ценное. Какой же это был, должно быть, труд!

Олвин почти не слышал друга. Он пристально разглядывал какое-то странное сооружение, которое, собственно, и привлекло его сюда. Это был высокий столб, пронзавший горизонтальный круг, вознесенный на треть его высоты, считая от вершины. Как ни странно, как ни незнакомо было это устройство, что-то в Олвине отзывалось на него.

Под этими камнями, если бы он решился потревожить покой спящих там, находился ответ по меньшей мере на один его вопрос. Но ему предстояло так и остаться без ответа. Куо бы ни были эти существа, они заслужили право покоиться в мире.

Хилвар едва расслышал слова, которые Олвин прошептал, когда они медленно направились к своему кораблю.

— Надеюсь, они все-таки добрались до дома, — сказал он.

— И куда же мы теперь? — спросил Хилвар, когда они снова оказались в космосе.

Прежде чем ответить, Олвин довольно долго в задумчивости смотрел на экран.

— Ты что — считаешь, что надо возвращаться? — вопросом на вопрос ответил он.

— Это было бы только разумно. Удача может нам теперь изменить, и кто знает, какие еще сюрпризы подготовили для нас другие планеты.

Это был голос рассудка и осторожности, и Олвин теперь был склонен придавать ему куда больше значения, чем несколькими днями раньше. Но слишком уж длинный путь лежал у него за спиной, и он всю жизнь ждал этого момента. Он не мог повернуть вспять, когда оставалось увидеть еще столь многое…

— Отныне мы будем оставаться в корабле. И нигде не будем приземляться, — сказал он. — Уж этого-то будет вполне достаточно для обеспечения безопасности, тут и говорить нечего.

Хилвар пожал плечами, словно отказываясь принимать какую бы то ни было ответственность за все, что может произойти в следующий раз. Теперь, когда Олвин выказал известную долю благоразумия и осторожности, Хилвар не считал нужным признаваться, что он и сам в равной степени сгорает от нетерпеливого желания продолжить их исследования, хотя, по правде сказать, он уже оставил всякую надежду повстречать на какой-то из всех этих планет разумную жизнь.

На этот раз перед ними лежал двойной мир — колоссальных размеров планета со спутником, обращающимся вокруг нее. Сама планета, похоже, была двойняшкой той, второй, на которой они уже побывали, — ее покрывала все та же самая ядовитая зелень. Садиться здесь не было никакого смысла — все это они уже изведали.

Олвин опустил корабль пониже к поверхности спутника планеты. Ему не потребовалось предупреждения от сложной системы защиты, чтобы понять, что атмосферы здесь нет. Все тени обрисовывались резко, и не было никакого постепенного перехода от ночи к дню. Кстати сказать, это оказался первый мир, на котором они увидели какое-то подобие ночи, потому что в том месте, где они легли на круговую орбиту, над горизонтом стояло только одно из наиболее удаленных солнц. Пейзаж был залит его унылым красным светом, и впечатление было такое, будто все сущее здесь окунули в кровь.

Миля за милей летели они над вершинами гор, которые и по сию пору оставались все такими же островерхими, как и в далекие времена своего рождения. Это был мир, в котором такие понятия, как эрозия и перемены, не существовали, который никогда не подвергался разрушительной работе ветров или потоков дождевой воды. Здесь не требовалось Хранилищ Памяти, чтобы оставить в неизменности все элементы этой первозданной планетки.

Но если здесь не было воздуха, то, значит, не могло быть и жизни? Или же она все-таки могла существовать?

— Конечно, в этой идее с точки зрения биологии нет ничего абсурдного, — сказал Хилвар, когда Олвин задал ему этот вопрос. — Жизнь, конечно, не может изначально возникнуть в безвоздушном пространстве, но она вполне в состоянии развиться в формы, способные в нем выжить. Надо полагать, во Вселенной такое происходило многие миллионы раз — когда обитаемые планеты теряли вдруг свою атмосферу.

— Значит, по-твоему, в вакууме могут существовать и разумные формы жизни? Но разве они не смогли бы обезопасить свою планету от потери воздуха?

— Если это произойдет — я имею в виду катастрофу с атмосферой — уже» после того, как они достигнут достаточно высокой стадии развития, чтобы предотвратить такое. Но вот если атмосфера улетучится, когда они еще находятся на примитивной стадии развития, им придется либо приспособиться, либо исчезнуть. После же адаптации они вполне могут достигнуть весьма высокого уровня интеллектуального развития. В сущности, это даже неизбежно: их изобретательность будет исключительно велика.

Ну, если говорить об этой вот планете, то рассуждения Хилвара не более чем абстракция, решил Олвин. Не видно было ни малейшего доказательства того, что когда-то здесь существовала жизнь — разумная или какая-то иная. Но в таком случае каково же предназначение этого мира? Ведь вся многообразная система Семи Солнц — теперь он был в этом совершенно уверен — была искусственного происхождения, и этот вот мир тоже должен был быть составной частью великого замысла.

Хотя, по правде сказать, эта планетка могла служить и каким-то чисто украшательским целям — скажем, просто чтобы красоваться луной на небе своего гигантского «хозяина». Но даже в этом случае представлялось вполне вероятным, что ей придумали бы и еще какую-то дополнительную функцию.

— Гляди-ка! — воскликнул вдруг Хил вар, указывая на экран. — Вон там, справа…

Олвин изменил курс корабля, и пейзаж тотчас наклонился. Скалы, освещенные красным, словно бы размывались скоростью их движения. Затем изображение стабилизировалось. И они увидели, что внизу под ними проносится неопровержимое свидетельство чьей-то разумной деятельности.